Рубрики

О чём плакал Ганс

 

Мне было тогда  семь лет…  Шла весна  сорок пятого года. Картошку, величиной чуть ли не с горох, посадили на Первомай. Утром девятого мая я и сестра пошли на огород посмотреть, не выросла ли наша картошка (есть хотелось  жутко!). Сидим, ковыряем чёрные лунки костлявыми ручонками в надежде найти «молоденькую». Вдруг видим: скачет  на коне со стороны соседнего колхоза через овраги дядя Ваня, в руках красный флаг, кричит: «Победа!»  (Сейчас так в кино показывают,  но  тогда это было именно так.). И мы, хоть маленькие и глупые, обрадовались, хотелось и плакать, и смеяться, и про голод забыли : бросили всё и бегом домой рассказать всем-всем… Так для меня закончилась война…

Через год недалеко от нашей деревни началось строительство газопровода. Траншеи рыли пленные немцы. Жители, а это женщины, старики и  дети, относились к ним хорошо, без укора  и злобы. После работы пленным разрешали сходить в деревню. Они приносили с  собой солёную воблу, меняли её на хлеб, картошку. Были и всякие безделушки: зажигалки, портсигары, в деревне они считались вещами редкими, поэтому  были в цене. Помню, мамка  выменяла портсигар в подарок отцу. Но папирос не было, и мы хранили в нём пуговицы.

Часто немцам  просто нечего было обменивать, и их кормили просто так. Они улыбались грустно, удивляясь,  лепетали: «Данке, данке».

Мы, ребятишки, бегали  смотреть, как они работают. Казалось бы, вот они - враги наши, из-за кого мы страдали. Отомстить, посмеяться над ними, но нам было просто интересно.

Сначала наблюдали издалека, а потом приноровились, стали с ними разговаривать. Многие из пленных могли кое-что сказать по-русски. Но это у них так  нескладно получалось, что мы со смеху покатывались. Немцы веселились вместе с нами. Они  делали  для нас свистульки, а мы, взамен,  отдавали  морковь,  картошку. Так что-то вроде дружбы у нас завязалось.

Был среди пленных немец  Ганс, который умел ложки деревянные вырезать. Ребятня столпится возле него, яблоки даёт взамен на ложку. Я была меньше всех, оказывалась  позади толпы, и ложек мне не хватало,  тогда я просто отдавала  припасы.

Однажды, когда в очередной раз мы прибежали меняться, увидели, как Ганс сидел  спиной к нам на краю траншеи и играл что-то  очень грустное на губной гармошке.  Оглянувшись, встал, подошёл через  толпу ко мне, коверкая слова, спросил, как меня зовут. «Катя», - ответила я. Он улыбнулся, полез в карман  и протянул новенькую, только что вырезанную  деревянную ложечку. Я смотрела на него удивлённо. И тут слёзы медленно покатились из  глаз пленного. Чистым отцовским взглядом долго смотрел он на меня и что-то  бормотал по-своему.

О чём он плакал? В тот момент я не могла понять. Но как сейчас помню его глаза, без слов говорящие, тоскующие.

На следующий день никого на этом месте не было. Ребятишки  увидели только, что уже далеко что-то замаячило на горизонте. А это наши немцы, уходя, шапками  машут…

 

Так закончила свою историю моя бабушка. Простая история, но тронула меня, заставила посмотреть на людей иначе. Понять, что главное в человеке – человечность. И никакая война не сможет разрушить это.

Я поняла, почему плакал немец. Моя  «маленькая» бабушка, худенькая, беленькая, была очень похожа на его дочь. На его родную дочь, оставленную где-то далеко в Германии наедине со страшной войной.

 


21-02-2020    Новости